– Да, чего тут только не насмотришься. Он сегодня раза три чуть не захлебнулся, еле успела. Интересно, в коме они о чем-то думают? Наверно, мысли их посещают? Мозг же не может просто так работать. Иногда смотрю на него, а у него глаза закрыты, а лицо будто гримасы мне показывает.
– Хватит о них. Лучше скажи, что там нам, премию к Новому году обещают? – спросила старшая.
– Я откуда знаю?
– У Леши не спрашивала?
– Да он и не знает, – сказала младшая.
– Что за заведующий отделением, если не знает, будет ли премия к концу года? Я смотрю, ты с ним уже второй год кувыркаешься, а замуж он тебя не зовет. А может, уже расписались там втихаря, а мне ни слова?
– Да успокойся ты. Знаешь же, как его мамаша на меня смотрит. Она под поезд ляжет, но своего Алешеньку за меня не отдаст. Я уж перед ней и так, и сяк, но она ни в какую. Она считает, что жена у ее сына должна быть образованной и из приличной семьи.
– Как по саунам таскать, так этому кобелю ты как раз, а как замуж позвать, то мордой не вышла. Ой, Светка, тебе уже двадцать девять. Смотри, так в старых девах и умрешь.
– Типун тебе на язык. Сама не умри. Тебе сорок один, и тоже одна.
– Меня не сравнивай. У меня дочка красотуля, да и платье я белое надевала, а то, что с мужиком не повезло, так то судьба моя такая бабская. Не пил бы – до сих пор бы жил. Как бы там ни было, любила я его, Светка. И дочку от него люблю. Порой смотрю на нее, а будто его вижу.
– Нормальный он у тебя мужик был. Ты за ним как у Христа за пазухой была. Да и пил он в меру. Любил он тебя, дуру, и дочку любил. Сколько раз видела, как он на тебя смотрел, – сказала младшая.
– Да знаю я. Я его по сей день забыть не могу. Даже с этим, последним, в постель ложусь, а его представляю. Устала я без него. Почему его Бог так рано забрал? – после этих слов старшая медсестра Анна Сергеевна Носова заныла как белуга.
Светлана прижала ее голову к груди и тоже загудела, тихо, как чайник на плите.
По противоположному концу коридора ковылял на костылях, весь в гипсе пациент. Чудом единственный выжил в аварии, а троих увезли сразу в морг. Пятый месяц он уже лежал в этой больнице. Два месяца сестрички утки из-под него выносили. А теперь героем ходил, к выписке готовился.
– Что заныли? Иль обидел кто?
– Что болтаешься по коридорам? Уж бабам и поплакать не даешь! – грубо крикнула ему Анна Сергеевна.
– Вот дуры. Плачете-то чего? Случилось что?
– Давай проваливай, счастливчик, – утирая слезы, сказала Света.
Егора все в отделении травматологии называли счастливчиком. Поехали они вчетвером на рыбалку. Выехали ночью, чтобы к рассвету успеть, да и заснул друг за рулем. Так во встречную грузовую машину в лоб и стукнулись. Все погибли, а вот Егор выжил. Теперь он истинный счастливчик. У тех погибших мужиков и жены, и дети, а этот сирота. Те в земельке, горе близким, а счастливчик ковыляет, через год вообще про аварию забудет.
– Что проваливай? Давай-ка лучше мне укол поставь, а то ноги ноют, уснуть не могу.
– Ладно, ковыляй в процедурную, сейчас приду.
Света взяла журнал и пошла ставить укол.
«Хорошая девка, – подумала Анна Сергеевна, смотря вслед уходящей медсестре. – Загуляет ее наш заведующий и бросит, а она переживать всю жизнь будет. Залетела бы, что ли. Глядишь, и горгона мамаша его бы растаяла. Надо будет подсказать».
На удивление, с приемной еще никто не позвонил.
«Странно, – подумала Анна Сергеевна. – Надо пойти этого с четвертой палаты посмотреть. Дышит ли еще. Жалко мужика. Такие дочки хорошие. Он пост какой-то занимал. Поначалу кто тут не бегал, все его здоровьем интересовались. А как врач вердикт вынес, у всех и интерес пропал. Вот так, пока живой, всем нужен, а как в коме – никому», – с этими мыслями она вошла в палату.
Аппарат контроля за сердечной деятельностью отбивал свой график.
«Все спокойно, лежит себе. Интересно, о чем он сейчас думает, или не думает?»
Только старшая сестра повернулась к выходу, как аппарат начал попискивать, извещая о каких-то изменениях у пациента.
– Боже ж ты мой, глаза открыл, – от удивления произнесла Анна Сергеевна.
Всякое она видела, но вот на этого бедолагу и рубля бы не поставила. А тут на тебе, в себя пришел.
«Надо бежать врача звать, вдруг он перед смертью ожил. Пусть уж у врача на глазах умирает, а то опять на сестер поволокут. Недосмотрели, недоглядели».
Выскочив из палаты, вызвала на посту врача по телефону. Тут и Светка подошла.
– Твой-то, с четвертой, глаза открыл. Иди в палату, сейчас врач подойдет, я уже вызвала. Сейчас точно что-то назначит. Они когда из комы выходят, им помощь нужна.
Светка бросилась в палату. Пациент что-то бормотал.
– Лежи, молчи, миленький. Нельзя тебе говорить. Сейчас врач придет, скажет, чем тебе помочь.
В палату зашел Артем Петрович, самый уважаемый нейрохирург в больнице.
– Что, ожил? – как-то неуверенно произнес он.
Игорь отчетливо произнес:
– Дочки живы?
– Бредит! – утвердительно сказал Петрович, доставая фонарик из кармана.
Игорь снова повторил:
– Дочки с женой живы?
– Живы, конечно, – не выдержал Петрович. – Молчите, вам пока рано говорить, – тыкая иголкой в руки и наблюдая за зрачками, уже спокойно произнес врач.
Пациент поднял глаза вверх. И снова произнес:
– Первые ушли?
Эти слова он произнес уже шепотом, силы вновь покинули его.
– Вот ведь чудо, – удивленно сказал Артем Петрович, щупая пульс на руке. – У него чувствительность просматривается, может, мне показалось, – как бы опровергая себя, произнес он.
Ночь в больнице на удивление прошла спокойно.
– Да! Вот это золотые руки у нашего Петровича, – потягивая чай, сказала Анна Сергеевна Свете. – Кто бы мог подумать, что этот жмур в себя придет. Я же в ту смену дежурила, когда его привезли. На нем живого места не было. Голова вся разбитая была. Челюсть нижняя на кусочки раздробленная.
– Авария? – спросила Света.
– Да нет. Его на обочине нашли, наверно, машина сбила. Дорожные рабочие нашли. Таджики мусор убирали, а он в траве лежал, вот они полицию и вызвали. Думали, труп нашли. А уж полиция «скорую» вызывала, когда увидели, что он дышит. Говорят, часа три лежал. Вот сила к жизни у человека. На «скорой», говорят, пока везли, сердце раза три останавливалось. Еле живым довезли, если так вообще сказать можно. Потом операция часов семь шла. В общем, в рубашке родился.
– Что из него еще выйдет? Непонятно, – буркнула Света. – Хотя только очнулся, про детей и жену спрашивал. Я так толком не поняла. Видно, бредил.
